Para bellvm



В репертуаре группы Para bellvm можно найти как песни с библейскими мотивами, так и с мистическими, необычные кавера на «Аквариум» и «Кино», авторское прочтение путешествия Христофора Колумба и социальную сатиру. Загадочный и мрачноватый мир петербургских дарк-рокеров притягивает, заставляя открывать все новые грани в многослойных текстах и тревожных мелодиях. В этом году коллектив отмечает 15-летний юбилей.
С нами беседовал фронтмен Para bellvm Леонид Новиков — человек необыкновенно эрудированный, обаятельный, с хорошим чувством юмора. :)

Группе Para bellvm исполняется 15 лет. Это существенный срок для музыкального коллектива в нашей стране?

Наверное, нет. Группа была реформирована в 2006, потом на ходу еще произошли некие замены. Штык пришлось воткнуть в землю и сказать, что с готикой покончено. Вообще-то мы и не были готикой. Мы были, скажем так, «ВИА с элементами готики». Они, эти элементы, у нас и сейчас есть. Расскажу смешной случай: один мой знакомый как-то похитил в германском магазине сборник-тройник «Gothic Rock». Первый диск — отцы-основатели, второй — последователи, а третий — так, с бору по сосенке. Русской группы тогда, кстати, не было ни одной. Мы все по очереди его послушали и поняли, что в 80-х весь наш Ленинградский рок-клуб, кроме совсем уж хиппозных и прихардованных команд, играл готику. По одной простой причине — в моде была Новая волна. У самой готики ведь было несколько волн. В начале 90-х, например, многие металлисты начали перековываться в готов. Вот группа Crematory — раз и выпустила готик-альбом. Мой любимый Tiamat играл себе дум-метал, а потом сделал альбом в стиле готик-трип-хоп. Стало чуть полегче, только и всего. Известная группа The 69 eyes, которая «несла готику в массы», - это уже пятая или шестая волна — совершенно коммерциализированная. А еще ведь есть сейчас и такие персонажи, как синт-готы — по большому счету, дискотека, просто припудренная и перекрашенная. Это огромное направление шоу-бизнеса, в Германии он до сих пор цветет и пахнет. Готы — такая удивительная прослойка, они все, что им кажется подходящим, считают своим.

Вас-то теперь кем считать?

Мы рокеры. Просто рокеры. И мне, и всем нам удобнее так считать. Хотя дарк-рокеры тоже можно. По сути, дарк-рокеры ничем особенным от обычных рокеров не отличаются. Просто помрачнее, и взгляд на жизнь совершенно другой. Меня, например, не устраивают все эти бешеные прокламации, пламенные призывы к борьбе и плакатность от виртуальных «поджигателей машин ментов» и тревожных рок-нарко-героев... Не в этом состоит задача искусства. Во всяком случае, моего искусства.

В чем же тогда состоит задача вашего искусства?

Я всегда исповедовал и пропагандировал — для себя и своих коллег — исключительно визионерский подход. Какой-то посыл свыше принял, написал песню, наутро ужаснулся, выкинул или отложил подальше, через пару лет глядишь — песня состоялась. Я очень долго пишу и очень медленно. Кромешный ужас — сесть и написать сразу альбом. Конечно, я ставлю задачу кого-то чему-то научить, но не делаю это «в лоб». Есть, само собой, и скрытые цели типа «Нам нужен мир, желательно весь». Мы всенепременно до него доберемся, но теперь мы уже не будем так быстро бежать. Я был «ребенок перестройки» и посещал эти ущербные митинги, участвовал в этом глобальном обмане. Поэтому, глядя на всю эту вакханалию, которая сейчас разворачивается в стране, я считаю, что художнику не следует так биться о стену. Главный и единственный насущный сейчас для нашей группы и музыкантов, подобных нам, вопрос — это выход на аудиторию. Не для того чтобы сразу завоевать ее, а хотя бы поговорить, рассказать свою историю. Однако окружающая среда довольно успешно блокирует наши попытки.

Вы сказали, что долго пишете песни. Долго — это сколько? Год?

Бывает и год. Можно ведь за день написать песню, а можно придумать куплет и ходить с ним, ходить, ходить... Долго ходить и наконец выходить.

Творческий процесс для вас — это гармония или хаос?

Скорее хаос. Как нормальному лентяю, мне нужно периодически самого себя усаживать. Я усаживаюсь — и что-то происходит. Не усаживаюсь — не происходит. В этом тоже нет ничего дурного, я очень стараюсь.

Вы сами пишете песни? Или кто-то еще участвует?

Все песни мои, что касается текстов. Что касается музыки... в виду того, что у меня все-таки нет музыкального образования, и поэтому я ограничен в пространстве, обычно происходит так: я пишу текст, прихожу с некой мелодией в голове и мычу ее группе. Могу что-то подобрать на пианино или на гитаре: я владею музыкальными инструментами, но не настолько, чтобы полностью самовыразиться. У меня в голове играет симфонический оркестр, только я не знаю, как это записать. Поэтому я мычу все это группе, говорю, что бы я примерно хотел видеть. На самом деле это правильный подход для нас: песня — дело коллективное, естественно, мы делаем все вместе. Как-то ухитряемся договариваться.

Обсуждения бурные бывают?

Я вообще человек агрессивный, но в рамках группы буду мучиться неделю и думать: «Боже, какой ужас придумали, я же всего этого не хотел!», и как-то потом, обиняками, намеками говорю: «Ребята, ну давайте не так, а вот так...» А вообще все проходит достаточно мирно. Кровищи рекой, которая хлестала, когда мы начинали первым составом, больше нет.

Ваши занятия музыкальной журналистикой как-то помогали в музыкальной деятельности?

Они торпедировали мою музыкальную деятельность. Моя мечта в течение 15 лет сдерживалась тем, что я работал в журнале FUZZ и был, к сожалению, недостаточно нагл и слишком скромен, чтобы рекламировать себя через журнал. А если такое и случалось, поднимался недетский визг. В нашем бизнесе ведь очень много «доброжелателей». Чуть что — начинается «плач Ярославны». Я отдавил столько пышных павлиньих хвостов, что мне это аукается до сих пор: в нужный момент, как и положено по законам Кармы, обиженные оказывались на моей дороге, когда у нашей группы была возможность приподняться. И все ножки в свое время были удачно подставлены. Это не моя паранойя, просто я считаю, что моя карьера музыкального журналиста, которая в итоге ничем хорошим не кончилась, сдерживала мой музыкальный промысел, о котором я мечтал и который желал, но был опять-таки слишком ленив, чтобы разорваться на две части. Петь я научился только году к 2003. И то только потому, что когда-то давно брал некие уроки. Конечно, прогресс имеет место быть, но мне, как известному штурмовику, хотелось всего и сразу. Я пер вперед на танке, размахивая боевым топором, и очень хотел, чтобы результат был здесь и сейчас. Жизнь меня ничему не научила в этой связи. Я стал лучше размахивать топором, а все остальное пока то же самое. :) Песчаные замки и ветряные мельницы куда-то испарились, теперь я хожу по большому пустынному полю, и мне не на кого набрасываться. Настоящее музыкальное дело, настоящее искусство — это крестный путь. Взвалил и потащил. Не нравится — положил, иди кашу дома вари, детей расти. Вот и все.

Но вы ведь не бросаете.

Что-то не хочется. Я думал об этом, но, знаете, не было никогда поползновений закончить. Я настолько упрям, что меня это устраивает. Да это и часть моей жизни, с чего это я буду ее бросать? Я сам себе Лев Толстой, захотел — написал произведение, не нравится — не слушайте. :)

Вы говорили, что у вас цель — выйти на аудиторию. А сейчас уже получилось найти своего слушателя?

У нас есть некая когорта очень старой доброй публики, которая постоянно приходит на концерты. Но понятно, что активные посетители — они молодые. И когда ты долго играешь, ты должен постоянно быть на этом ринге. Аудитория меняется раз в полтора-два года. Раз — уже другие лица. Надо все время о чем-то говорить, все время быть на виду. Пошел на фронт и не вернулся, надо все время быть там, на передовой, не уходить в запас. Все время со знаменем, с пулеметом...

Своя аудитория, которая у вас уже сложилась, - это люди определенного склада, определенного социального положения?

Нет, они очень разные. Я не берусь рисовать единый портрет. Я, пока мониторил разные соц.сети, поглядывая, кто нас цитирует, с удивлением обнаружил совершенно разных людей. Я этому только рад.

Получается, что ваши песни для достаточно широкого круга людей?

На самом деле да. Мы же эклектичная группа. Есть энное количество таких товарищей на готик-сцене, которые критиковали нас за то, что мы не готика. Мол, «у них одна песня готическая, остальное — какая-то мура». Прекрасно, у вас десять «ооочень готических» песен, похожих друг на друга. А у нас не было ни настроения, ни желания выдерживать себя в одном стиле. Все время хотелось разного.

Сколько у вас официальных клипов в общей сложности?

Немного. Хороших клипов на хорошем уровне у нас три: «Тело Христофора Колумба», «Жизнь за жизнь» и «Грех». Это мы запарились — там съемка, монтаж, все очень-очень серьезно. «Облака» у нас — аниме-мьюзик видео. С разрешения выпускающей компании мы сделали по некой манге нарезку.

У вас три официальных клипа. Скажите, тяжело сейчас рок-группе снимать клипы?

Да нет, снимать-то не тяжело, техника более чем позволяет. Тяжело придумать идею, ценятся ведь идеи, а не эти несчастные клипы. Я видел клипы некоторых андеграундных команд с изрядным бюджетом и совершенно несмотрибельных. А бывает и наоборот. Вот, к примеру, великий, непревзойденный клип ансамбля «Спорт» «Зима, весна, веселые каникулы» был снят за четыре, что ли, подъезда камеры по рельсам, на остатки пленки после съемок американского фильма «Анна Каренина» в Петербурге. Этот клип моментально разобрали на заставки, он высоко ротировался, это помогло группе «Спорт» выпустить альбом на «Союзе», они какое-то время были в фаворе...

Как часто выступаете?

Мы стараемся хотя бы раза три в полгода сыграть. Мы играли бы чаще, ездили бы в Москву, но чем дальше, тем больше меня Москва утомляет. Совершенно нечего делать сейчас в других городах без рекламной поддержки. К слову говоря, я прекрасно понимаю, почему нас не брали на коммерческие радиостанции, - мы же антитеза всему их бесхребетному безобразию. Хорошо ли, плохо ли мы играли — мы не вращаемся в шоу-бизнесе и не дружим с нужными людьми.

Скажите, как вы обычно готовитесь к концерту?

Уже никак. Раньше я очень напрягался, сейчас мне плевать. Грим, костюм и макияж — это другое, а морально я хоть сейчас могу выйти на сцену. Мандраж и тихий ужас прошел. Это раньше я ночей не спал, а сейчас два часа концерта — совершенно спокойно.

А грим, костюм и макияж много занимает времени?

Долго ли умеючи? Я все делаю сам. То гримировался, то перестал, сейчас снова хочу... Маска — она освобождает. Мне маска в свое время очень помогла. Изобразил себе маску — и как-то уже отстранился, уже арлекин. Как говорил один мой знакомый, замечательный критик Алексей Курбановский, «рок-музыканты делятся на две категории: дурак и арлекин». Дурак — в хорошем смысле, как Петрушка, шут. Башлачев, например, или Гарик Сукачев. А есть арлекины: сделал что-то — и любуется, жеманничает. Фредди Меркьюри, скажем. Я не знаю, кто я, наверное, я уже выписался из дураков в арлекины.

Есть какие-то традиции в группе?

У нас есть железная традиция, которую ввел я и намерен ее придерживаться всегда, - поклон после концерта. Остальное все пустое, то есть камланий, закалывания жертвенных хомячков нет. Хотя я об этом подумывал. Заколешь, скажем, перед концертом, пару джастинов биберов — глядишь, концерт удался.

Чего душа просит?

Мы хотим собрать денег на новый альбом. Скоро уже сядем и будем записывать. Есть у нас такое горячее желание, несмотря на то, что все участники коллектива заняты на работах и в других проектах. para bellvm для всех — это нечто иное. Я не анализировал, что это для нас и для меня лично, просто у нас есть некое общее дело, которое мы делаем с удовольствием.

Группа вконтакте
Сайт

Отчеты с концертов группы Para bellvm:

Леонид Новиков в арт-кафе «Книги и кофе»: акустика.
© Altaxena