О клубе и о том, что здесь происходит, нам рассказывали ат-директор Андрей Поповский и саксофонист Илья Белоруков, частый гость в «Гэз-21».
Откуда появилось название?
Андрей: Была галерея, которая называлась «21», занималась разными визуальными проектами. Через какое-то время профиль деятельности изменился, появилась звуковая часть. У истоков стояли Николай Судник и Сергей Бусов. Сергей и придумал название - «Галерея Экспериментального звука». Название понравилось, прижилось. А 21 — просто исторический номер квартиры. Сам же клуб существует с 1999 года.
Давно ли вы арт-директор клуба?
Андрей: Давно, уже пять лет. До меня был Сергей Бусов, а до него — Николай Судник.
Как вы считаете, что-то изменилось за это время в клубе? Клуб меняется или остается верен однажды выбранному курсу?
Андрей: Когда Судник и Бусов все это затеяли, был огромный пласт музыки, вообще неизвестной слушателю: noise, различные виды индустриальной и джазовой музыки. И площадки для такой музыки никогда не было. Время меняется, все меняется, появляются новые проекты, возникают новые тенденции... Вот Илья, например, проводник последних стилей европейской тихой музыки — silent music.
Илья: Это очень тихо, очень скучно, под нее спать хочется. Все происходит очень медленно. Идеи уже давно существовали, а сейчас сформировалась тенденция.
Андрей: «Гэз-21» — это площадка для соединения совершенно разноплановых элементов: современной академической музыки и абсолютно спонтанных движений. У нас на сцене могут быть и композиторы, и люди, которые просто пукают в прямом смысле слова. При огромном разнообразии стержень всего — это верность идеалу отсутствия какой-либо установки, попытки угодить слушателю.
Илья: Здесь играют те вещи, которые больше нигде не могут играть.
То есть рамок нет?
Андрей: Рамок нет, но в то же время они есть.
Илья: Они даже более жесткие, нежели в других клубах. Мы против популярной коммерческой музыки.
Андрей: Причем это, наверное, самый радикальный протест. Обычно музыканты играют, развлекают народ,для них главное — угодить людям. Эта ситуация здесь не работает. Здесь, скорее, концертный зал, где музыкант может делать все, что он хочет. Не в том плане, что он должен стулья ломать — хотя и такое бывает, — а самовыражаться. В этом и есть эксперимент. Это слово сейчас, безусловно, приобрело совсем иной оттенок: мы по традиции называемся «Галерея Экспериментального Звука», но понятие «экспериментальная музыка» настолько уже замылено и навязло в зубах, что его уже и не воспринимают как надо. Скорее, мы занимаемся просто новой музыкой, тем, что еще не получило какого-либо ярлыка, что еще не прижилось. Это абсолютно не коммерческое заведение.
Согласна, что музыканты обычно играют для развлечения публики. Значит, к вам публика приходит не развлекаться?А для чего тогда?Для катарсиса?
Андрей: Для получения какого-то... опыта.
Илья: Иногда бывает сложно катарсис получить, если в течение нескольких минут на сцене ничего не происходит. Люди просто сидят и все. (улыбается)
Андрей: Это узкоспециализированная музыка, не для всех. Ею занимаются, грубо говоря, пять человек в стране.
То есть случайные люди к вам не заходят?
Андрей: Нет, заходят, но быстро нас покидают. Сложился уже определенный круг музыкантов, довольно ограниченный, и притока, к сожалению, почти нет. Хорошо, если в год один новый человек появляется и остается в этой тусовке.
Кого можете назвать из последних открытий?
Андрей: Дениса Сорокина. В свое время он занимался более радикальной музыкой, был металлистом, но потом понял, что металла ему мало. Сейчас выступает здесь с современной академической музыкой.
Вас не утомляет постоянное разнообразие людей, музыкантов, стилей?
Андрей: Да нет, наоборот. Это только кажется, что здесь такой разброс стилей, а, на самом деле, вода достаточно отстоявшаяся, и довольно четко выстроена иерархия. Человеку, играющему на каком-то инструменте, не так легко интегрироваться в какой-нибудь проект — нужна специальная подготовка, знание ситуации. У нас преимущественно noise, все формы электронной (не танцевальной!) и акустической музыки, free-джаз, импровизационная, современная академическая музыка... Словом, своя грядка, которую мы окучиваем.
Какие музыканты, коллективы у вас выступают особенно часто?
Андрей: Вот Илья, например, со своими проектами Wozzeck, Wooden Plants, Dots & Lines. Часто приезжают близкие по духу люди из Европы, Америки.
Вы не ставите себе цель как-то разрекламировать клуб?
Андрей: Само собой, такую цель мы ставим. Просто вот какое дело: те, кто этим интересуется, и так знают о нас. А широкая аудитория сюда редко заходит.
Илья: Как-то на мой концерт пришло 80 человек. Так вот совершенно точно 50 из этих 80 не поняли, куда попали (улыбается)
Андрей: Простой пример: не всем нравится «Черный квадрат» Малевича. А мы именно «черными квадратами» занимаемся. Если человек пришел раз, потом другой, третий — значит, он уже будет сюда ходить. Кто совсем ничего не понял, отсеивается сразу.
Специфическая музыка, специфический интерьер...
Андрей: Можно сказать, на стенах история клуба висит. Музыканты, которые у нас играют, оставляют нам свои диски. Все они здесь, их можно купить.
Вы как арт-директор с какими трудностями обычно сталкиваетесь?
Андрей: Посещаемость. Обидно, когда происходят действительно интересные вещи, уникальные даже, а в зале — два человека. Есть группа вКонтакте, есть сайт, но этого мало, а реклама на другом уровне требует больших вложений, которых у нас нет. Менеджера мы содержать не можем. «Арт-директор» очень громко сказано — я сам и на дверях стою, и свет ставлю, и пылесосом пользуюсь. Еще проблема, конечно, - когда проект не оправдывает надежд.
А что приносит вам наибольшую радость?
Андрей: Мне нравится поддерживать огонь в этом очаге. Процесс идет, но за ним надо следить, должны появляться новые люди в этой сфере. Это очень важная площадка, в частности, для москвичей. Они приезжают к нам, потому что в Москве концерта с такой музыкой не сделать. Да и в мире таких площадок очень мало. И важно все это поддерживать, создавать место для встреч людей. Здесь постоянно возникают перекрестные проекты, когда объединяются музыканты из разных групп. Постоянно идет движение.
Почему вы сами этим стали заниматься?
Андрей: Я всю жизнь мечтал работать в этом направлении, заниматься этой музыкой, сам ее играть. Когда я попал в «Гэз-21», я понял, что я счастливый человек. Можно сказать, нашел призвание. Сам играю на гитаре, на объектах вроде пластиковых бутылок, создаю различные звуковые инсталляции.
Какие перспективы у клуба?
Андрей: Я бы хотел, если улучшится материальная база, поставить новое оборудование с нормальным звуком — не 8-канальным, а с 12-16-канальным, как в некоторых студиях. Тогда будет возможность заниматься саунд-артом. В Европе это уже давно развито. Будет не только концертное место для живого звука, но и студийное.